Тридцать три урода

Чувственный мир «Тридцати трех уродов» нашел воплощение в художественной литературе Серебряного века. Об атмосфере «башни» дает представление пьеса Л.Д. Зиновьевой-Аннибал «Певучий осел» и рассказ Георгия Чулкова «Полунощный свет» (1909), в персонажах которого контаминированы черты гостей, посещавших ивановские «среды». Однако некоторые образы более, чем прозрачны: Сергей Савинов – Вяч. Иванов; его жена Людмила – Л.Д. Зиновьева-Аннибал; Анна Николаевна Калиновская – Анна Рудольфовна Минцлова, известная теософка, Ив.Ив. Кассандров – Д.С. Мережковский. Самой Лидии Дмитриевне, по-видимому, повесть нравилась. Она даже «рекламировала» ее друзьям. Так, Чулковым она писала: «Видели Вы «Тридцать три урода»? Преинтересные, уверяю Вас. Милый строгий мой критик, Надежда Григорьевна (жена Г. И. Чулкова. — М. М.), возьмите у Вячеслава и прочтите» (РГАЛИ. Ф. 548. Оп. 1. Ед. хр. 336. Письмо от 12 августа 1906 (?) года). Лидия Иванова приводит в своих воспоминаниях забавный эпизод: «...Мама писала повесть, называвшуюся «Тридцать три урода». Ко дню рождения мамы я вырезала из бумаги 33 фигурки, сшила их в виде маленькой тетрадки, преподнесла маме с надписью и вопрошала: не могут ли 33 урода образовать одного красавца? Я помню, что эта мысль позабавила взрослых и, к моей гордости, возбудила у них целую дискуссию» (Иванова Л. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. С. 15).